Накануне первой мировой войны американцы поняли идею морской мощи просто и прямолинейно: раз главной силой являются линейные корабли, то надо строить как можно больше этой “главной силы”. И первая индустриальная держава мира вовсю развернула постройку главных боевых единиц, почти полностью проигнорировав легкие силы, в особенности крейсера.

Зато при строительстве линкоров соблюдались все правила моды. Сразу вслед за Британией за океаном на них появились четырнадцатидюймовые орудия. Сама пушка в 1911 году еще проходила последние испытания, когда уже были заложены предназначенные для нее “Нью-Йорк” и “Техас”. При этом американцы сохранили общее расположение и схему бронирования предшественников — “Арканзаса” и “Вайоминга”. В результате “техасы” остались весьма заурядными, хотя и достаточно мощными кораблями. Но в недрах Морского колледжа и конструкторских бюро Соединенных Штатов уже зрела настоящая линкорная революция.

И вот наступил звездный час и для американских конструкторов: им удалось создать проект, оставивший в истории кораблестроения почти столь же заметный след, как и знаменитый “Дредноут”. “Невада” стала первым линейным кораблем, созданным специально для ведения боя на дальних дистанциях. Ее схема бронирования, получившая название “американской”, стала универсальной для всех стран, но только спустя десять-двадцать лет.

Поскольку на дальней дистанции (а таковой в тот период считались уже 50 кабельтовых) трудно было ожидать большого количества попаданий, то для выведения цели из строя требовалось, чтобы удавшиеся попадания наносили ей существенный ущерб. Поэтому даже на такой дальности артиллеристы старались использовать бронебойные снаряды, способные пробить броневую защиту и поразить жизненно важные части, такие, как машинная установка и погреба боезапаса. Традиционная англо-германская система защиты, при которой старались прикрыть броней максимальную площадь борта, варьируя ее толщину в зависимости от важности того места, которое она защищала, делала схему бронирования корабля похожей на лоскутное одеяло. Борт могли прикрывать плиты десятка разновидностей по толщине и размерам. Тем самым обеспечивалось разумное прикрытие от фугасных снарядов даже крупных калибров; бронебойные же снаряды могли пробивать тонкую и среднюю броню практически на любых дистанциях боя. А на нее расходовался драгоценный вес, ослабляя защиту тех объектов, без которых корабль становился бесполезной и неподвижной массой металла, если только не взлетал на воздух.

Но этим не ограничивалась отрицательная роль тонкой брони на линкорах. Имеющая смысл при настильной траектории попадающих в нее снарядов, она становилась просто вредной на больших дистанциях, когда огонь становился навесным. При этом бронебойный снаряд мог с легкостью пробить верхний пояс толщиной около 6 дюймов, а затем проникнуть сверху .через броневую палубу, обычно не превышавшую в горизонтальной части двух дюймов, или пробить нижнюю часть барбетов, также имевших в этой зоне слабую защиту (только от настильного огня они прикрывались более толстым нижним поясом). История показала опасность подобных попаданий: по меньшей мере часть английских линейных крейсеров, погибших в Ютландском бою, а также знаменитый “Худ” взлетели на воздух скорее всего именно по этой причине.

Изучив все возможные варианты, американские конструкторы предложили полностью изменить саму идею бронирования линкора, вообще упразднив тонкую броню. Такая схема получила название “все или ничего”. Действительно, забронированными оставались лишь огромная “коробка”, простиравшаяся от передних до задних башен, а также сами башни главного калибра, их системы подачи боеприпасов и боевая рубка. Зато везде броня была толстой настолько, насколько позволяла технология ее производства на заводах США. Полностью исчезли верхний пояс, а также тонкие плиты в носу и корме. Совершенно неприкрытой стала и противоминная артиллерия. Считалось, что прямое попадание в небольшие 127-мм пушки на дальних дистанциях маловероятно, а тяжелый бронебойный снаряд пролетит дальше, не нанося им никакого вреда.

Нововведения не ограничивались только самой схемой. По-новому подошли американцы и к самой конструкции броневого пояса. В сражениях русско-японской войны неоднократно наблюдались случаи, когда броневые плиты, не пробитые снарядом, от сильного удара сдвигались с места, а после второго попадания просто отваливались, обнажая незащищенный борт. После войны кораблестроители стали уделять особое внимание креплению компонентов броневого пояса, но только в России и США проблему разрешили радикально. На первых русских дредноутах — “гангутах” — и на заокеанских “невадах” плиты простирались на всю высоту пояса, так что оставалось только скрепить их между собой по вертикальным кромкам. На американском линкоре высота плит достигала 5,3 м — практический предел, который могли обеспечить производившие броню заводы. Крепление только по вертикальным кромкам значительно увеличивало общую жесткость и прочность конструкции. Такое техническое решение появилось не случайно — оно могло осуществиться только при отказе от верхнего пояса и сохранении единой толщины по всей высоте, за исключением небольшого участка в самой нижней части плиты, где она постепенно утоньшалась с 343 мм до 203 мм. Дело в том, что пояс “Невады” не только имел очень большую высоту, но и глубже погружался в воду. Это также было связано с особенностями боя на больших дистанциях. При падении снаряда под значительным углом в десятке метров от корабля он мог пронизать толщу воды и ударить в незащищенный борт ниже броневой защиты. Такие случаи также не раз наблюдались во время русско-японской войны. Поэтому нижнюю кромку пояса опустили гораздо глубже, а ее толщину несколько уменьшили, поскольку вода все же тормозила такие “недолеты”.

На примере “Невады”, пожалуй, особенно видно, насколько тесно связаны между собой все элементы броневой защиты. Было бы бессмысленным снабдить линкор для боя на дальних дистанциях толстым и однородным поясом, сохранив при этом прежнюю схему расположения броневых палуб. На линейных кораблях всех остальных стран горизонтальная броня делилась между несколькими относительно тонкими палубами, число которых достигало трех-четырех. Ясно, что применить их на “Неваде” в том же виде означало, по сути дела, оставить ее неприкрытой сверху. Любой снаряд, попавший через борт в “щель” между палубами, пробил бы нижнюю из них и взорвался внутри броневой коробки. Значит, ее следовало снабдить столь же мощной “крышкой”, что и было сделано — на верхнюю кромку 343-мм пояса опиралась плоская 75-мм главная броневая палуба. Поскольку она располагалась высоко над водой, корабль сохранял большой запас плавучести, если его броня не будет пробита. Но для гарантии на уровне ватерлинии поместили вторую, противоосколочную нижнюю палубу, края которой у бортов спускались к нижней кромке пояса, образовывая скосы. И только под этой палубой помещались машины, котлы, погреба и прочие наиболее важные корабельные агрегаты.

Не правда ли, все это очень напоминает систему защиты ранних французских броненосцев? Действительно, идеи, заложенные при постройке “Оша” и “Маженты”, всплыли спустя 30 лет и оказались более чем современными. Тот же толстый пояс, сверху которого простирался небронированный борт; две палубы, а между ними — мелкие ячейки “клетчатого слоя”... Недаром в Европе часто предпочитали называть схему бронирования “Невады” “французской”, а не “американской”.

Уместно вспомнить, что же погубило в свое время французские идеи. Град снарядов, начиненных “лиддитом” или “шимозой”, выпущенных из скорострельных пушек средних калибров, превращал в решето незащищенные борта русских броненосцев при Цусиме. Немедленной реакцией стало полное бронирование борта. Немедленной, но отнюдь не самой правильной. Инженеры, “размазывавшие” защиту по максимальной площади, не заметили, что дистанции боя значительно увеличились. Соответственно, все меньшее значение сохранялось за средней артиллерией. Ее скорострельность уже не была столь важным фактором, поскольку снаряд летел до цели почти полминуты, и все равно приходилось ждать его падения. Точность же не шла ни в какое сравнение с большими пушками. В результате появился корабль только с крупнокалиберной артиллерией — “Дредноут”. Но по своеобразной инерции на дредноутах некоторое время сохранялась старая схема бронирования: слишком близким оставался опыт Цусимы. И только американцы сделали следующий шаг — и тем самым завершили полный виток спирали развития.

Все же нельзя считать защиту “Невады” абсолютной. На малых и средних дистанциях боя, например в условиях недостаточной видимости, ее незащищенные сверху борта представляли собой лакомую цель для всех фугасных снарядов — от пушек эсминцев до главного калибра линкоров. Но американские адмиралы собирались сражаться в открытом океане или в южных морях, где почти все время стояла хорошая погода, а видимость приближалась к идеальной. В этих условиях преимущество новой схемы бронирования в сочетании с мощными четырнадцатидюймовками становилось бесспорным. К примеру, американский линкор мог пробивать защиту российского “Гангута” практически на всех реальных дистанциях боя, сам оставаясь неуязвимым вплоть до 30-40 кабельтовых.

Мы не зря столь подробно остановились на проекте “Оклахомы” и “Невады”. Последующие линейные корабли Соединенных Штатов отличались от них лишь небольшими вариациями — как правило, связанными с постепенным ростом водоизмещения. Так, на “Пенсильвании” адмиралам наконец удалось “пробить” через скуповатый конгресс четыре трехорудийные башни главного калибра (их предполагалось установить еще на “невадах”, но ограничения по стоимости и размерам заставили сделать на них возвышенные башни двухорудийными). Прибавилась и одна 127-мм пушка. На новой серии американцы покончили с постоянно возобновлявшимися попытками вернуться к морально устаревшим паровым машинам. Если суперсовременная по принципам защиты и вооружения “Невада” имела турбинную установку, то на ее “сестричке” “Оклахоме” умудрились установить паровую машину тройного расширения. Но этот случай оказался последним. Наконец-то заокеанским инженерам удалось добиться приемлемой экономичности турбин, окончательно утвердившихся в качестве главного типа машинной установки на много десятков лет.

“Пенсильвания” отличалась от остальных линкоров еще и тем, что она с самого начала предполагалась в качестве флагманского корабля флота США, для чего на верхнюю палубу водрузили специальную огромную двухэтажную боевую рубку. Корабль верно нес свою командирскую службу вплоть до 1941 года, когда его карьеру прервали японские бомбы в Пирл-Харборе.

Одним из существенных недостатков американских линкоров было неудачное расположение противоминной артиллерии. 127-мм пушки, помещавшиеся в казематах в верхней, части борта, заливались волной в открытом море. Особенно сильно страдали носовые установки, обслуживать которые оказалось просто невозможно. Это выяснилось из опыта действия заокеанских линкоров в составе британского Гранд-Флита в конце первой мировой войны. Из внешне мощного вооружения в два с лишним десятка пушек на большом ходу могли стрелять не более половины, и часть из них начали снимать сразу после вступления в строй. Поэтому на следующем типе — “Миссисипи” — количество пятидюймовок уменьшили до четырнадцати, зато поместили десять из них в надстройке. Первоначально предполагалось установить еще 4 пушки в носу в обычных казематах в корпусе, но орудийные порты заварили толстыми листами стали еще на стадии постройки. Внешне неизменное главное вооружение на деле усилилось: новые, 356-мм пушки имели увеличенную начальную скорость и более эффективные снаряды.

Постоянно совершенствовали американские конструкторы и подводную защиту линкоров. С принятием нефтяного отопления с кораблей исчез уголь — удобный материал для засыпки помещений у бортов, предназначенных для поглощения энергии взрыва мины или торпеды. Вместо них появились продольные переборки из упругой броневой стали. Их число постоянно росло и достигло пяти с каждого борта на следующем типе — “Теннесси”. На нем и “Калифорнии” капитанам-практикам удалось наконец взять верх над морскими теоретиками и настоять на более обширных надстройках и мостиках, удобных для службы в мирное время. В остальном и эта пара очень сильно напоминала своих предшественников.

“Невадская линия” развития завершилась четырьмя линкорами типа “Мэриленд”, практически полностью повторявшими “Теннесси” по архитектуре, внутреннему расположению и бронированию, но имевшими в каждой из своих четырех башен по паре 406-мм пушек вместо трех 356-мм. Из них только “Мэриленд” заложили до окончания мировой войны. Постройка еще трех кораблей серии началась уже после Версальского мира, что печально сказалось на судьбе одного из четверки — “Вашингтона”. Он пал жертвой своего “тезки” — Вашингтонского соглашения об ограничении морских вооружений, не уложившись в отпущенный США лимит. В 1924 году его постигла горькая участь многих линкоров того времени: “Вашингтон” в последний раз послужил целью для своих же кораблей и самолетов.

Остальные американские “стандартные линкоры” остались в строю, образуя основу морской мощи США. Впереди их ждала долгая служба, прерванная, но не законченная роковым утром в Пирл-Харборе.

(Статья В. Кофмана из журнала “Моделист-Конструктор”)