“Парижские тайны” Красного флота. История службы советских линкоров.

События, происшедшие в Кронштадте в марте 1921 года и тотчас же квалифицированные большевиками как мятеж, потрясли не только Балтийский флот. Ленин посчитал их более опасными, чем все белое движение в целом, и призвал делегатов проходившего в то время Х съезда РКП(б) лично возглавить штурм Кронштадтской крепости. В выборе средств ведения войны красные командиры щепетильностью не отличались. Так, Тухачевский приказал атаковать находившиеся во главе восстания линкоры “Севастополь” и “Петропавловск” “удушливыми газами и ядовитыми снарядами”. Правда, выполнить этот дикий приказ не успели. 18 марта Кронштадт пал, а через день там уже вовсю лютовал новый комендант крепости — бывший центробалтовец П.Дыбенко...

Так уж вышло, что четыре балтийских дредноута в те дни оказались по разные стороны баррикад. “Гангут” и “Полтава” находились на так называемом “долговременном хранении” в Петрограде, а вот действующие “Петропавловск” и “Севастополь” как раз и стали инициаторами мятежа. Увы, это дорого обошлось их экипажам. Хотя от артиллерийского обстрела корабли пострадали незначительно, но организованная чекистами “фильтрация” моряков вылилась в повальные расстрелы. Пожалуй, самым драматичным в этой истории было то, что наш флот опять понес потери, соизмеримые с цусимскими, но на сей раз от рук своих же соотечественников.

На “Севастополь” и “Петропавловск” из Петрограда прибыли новые экипажи. Среди задач, поставленных перед их красными командирами (или, как их тогда называли, краскомами), на первое место выдвигалась усиленная идеологическая обработка личного состава. Начали с того, что “запятнанные” участием в мятеже названия линкоров решили заменить на новые, “революционные”. 31 марта 1921 года на общем собрании матросов “Севастополь” постановили переименовать в “Парижскую коммуну”, а “Петропавловск” — в “Марат”. О мотивах, побудивших выбрать именно такие названия, теперь можно только гадать. Если с “Коммуной” дело обстоит более-менее ясно, то присвоение имени Марата крупнейшему кораблю Красного флота выглядит, мягко говоря, странным. Существует версия, будто бы во французском флоте в то время имелся некий корабль, названный в честь убийцы Марата аристократки Шарлотты Корде, и возмущенные таким фактом матросы дали своему линкору новое имя в качестве ответа. Увы, корабля “Корде” во Франции никогда не было! По всей вероятности, “парижский уклон” в названиях наших линкоров вызван желанием “насолить” французам, с коими в первую очередь связывалась поддержка, Врангеля и белополяков. Так или иначе, но мы имеем труднообъяснимый факт, когда флагманский линкор красного Балтфлота по лучил название в честь далекого от коммунистической идеологии деятеля французской буржуазной революции, а такие имена, как “Ленин”, “Карл Маркс” и “Энгельс”, достались всего-навсего эсминцам.

Экономическое положение Советской России после гражданской войны было столь плачевным, что о достройке наиболее совершенных русских дредноутов не могло быть и речи. В результате Красному флоту пришлось довольствоваться лишь четырьмя линкорами типа “Севастополь”, из которых выгоревшая “Полтава” практически не подлежала восстановлению.

Техническое состояние “севастополей” к моменту принятия программы возрождения флота было ужасным. В 1923 году из линкоров мог самостоятельно передвигаться только один “Марат”. Да и тот, находясь в строю в течение всей гражданской войны, требовал немедленного ремонта, денег на который, увы, не было.

Тем не менее “Марат” в июне 1925 года под флагом председателя Реввоенсовета М.Фрунзе совершил первое заграничное плавание, посетив с дружеским визитом Кильскую бухту. В самом конце 1924 года после кое-какого ремонта вошла в строй и “Парижская коммуна”, хотя работа по приведению ее в боеспособный вид продолжалась еще больше года. Вслед за ней наступил черед и “Гангута”. Летом 1925 года началось его восстановление. Одновременно на борту корабля появилось новое имя — “Октябрьская революция”. “Полтава”, хотя и была также переименована во “Фрунзе”, но так и осталась ржаветь на Морском полигоне.

Разумеется, в 20-е годы балтийские дредноуты первого поколения по всем элементам катастрофически отставали от своих зарубежных собратьев. Поэтому необычайно остро встал вопрос об их скорейшей модернизации.

Начали с “Марата”. В 1928 году он ошвартовался у стенки Балтийского завода и простоял там три года. За это время на линкоре полностью заменили котлы (вместо 25 со смешанным угольно-нефтяным отоплением установили 22 чисто нефтяных), сняли не оправдавшие себя турбины крейсерского хода, усовершенствовали системы связи и навигации, заменили дизель-генераторы, котельные вентиляторы и другие вспомогательные механизмы и устройства. С целью повышения мореходности корпус оснастили носовой наделкой с закрытым полубаком. Установка новых систем управления огнем потребовала существенной переделки носовой надстройки и замены простой фок-мачты на башнеподобную, внутри которой, кстати, разместили лифт. А чтобы дым не мешал командно-дальномерным постам, пришлось изменить форму носовой трубы, отведя дымоход назад. Все это, конечно, улучшило характеристики линкора, однако его вооружение и защита остались прежними. И даже такой факт, что на испытаниях 1931 года “Марат” развил очень приличную скорость в 23,8 узла, никак не мог компенсировать безусловную слабость бронирования.

Опыт модернизации “Марата” был учтен при проведении работ на втором корабле — “Октябрьской революции”. Правда, на этот раз решили не выводить линкор из строя надолго, а проводить его реконструкцию поэтапно в течение трех-четырех зим — так, чтобы к началу каждой кампании он был в боеспособном состоянии.

На “Октябрьской революции” котлы также заменили на нефтяные — на сей раз всего лишь на 12 штук, но более производительных, построенных еще для “Измаила” (все-таки задел по русским линейным крейсерам не пропал даром!). Боевую рубку сделали друхъярусной, для чего поверх собственной смонтировали вторую, снятую с “Фрунзе”. Конструкцию башнеподобной мачты изменили, поскольку выяснилось, что на “Марате” она сильно подвержена вибрации. Поэтому мачта стала не цилиндрической, а конической, с гораздо большей площадью опоры. У грот-мачты поставили громоздкие краны для спуска на воду гидросамолета и катеров. Ну и самое главное — несколько усовершенствовали бронирование, доведя толщину казематов и крыш башен до 152 мм. Такое решение выглядело несколько странным. Если в усилении горизонтальной брони башен еще был резон, то аналогичное мероприятие в отношении 120-мм артиллерии следует признать абсолютно бессмысленным: при увеличившихся дистанциях боя низко расположенная артиллерия среднего калибра в 30-е годы уже являлась скорее лишним грузом, чем средством самообороны от миноносцев.

Наиболее радикальная реконструкция выпала на долю третьего советского линкора — “Парижской коммуны”. Собственно говоря, этот корабль был слегка модернизирован самым первым, в ходе ремонта в 1928-1929 годах. Правда, первая модернизация заключалась всего-навсего в изменении формы передней трубы и установке открытой сверху ложкообразной наделки на носу линкора. Последняя, по замыслу конструкторов, должна была улучшить мореходность. Практика, к сожалению, показала обратное. В ноябре 1929 года “Парижская коммуна” под командованием Л. М. Галлера отправилась в дальнее плавание на Средиземное море и в Бискайском заливе попала в жестокий 12-балльный шторм. Пресловутая носовая наделка ничуть не улучшила всходимость на волну, а наоборот, черпала воду, из-за чего корабль зарывался носом еще сильнее. Крен достигал 29 градусов, нарушилась герметичность палубных люков, один за другим начали выходить из строя различные механизмы... Положение стало критическим. К счастью, несуразная носовая конструкция под ударами волн вскоре развалилась, несколько облегчив движение линкора. С неимоверными трудностями, после двух внеплановых заходов во французскую базу Брест, “Парижская коммуна” и сопровождавший ее крейсер “Профинтерн” достигли Средиземноморья. Корабли нуждались в основательном ремонте, и потому из Москвы был получен приказ идти в Севастополь. Так Черноморский флот неожиданно пополнился линкором. Любопытно, что разговоры о целесообразности перевода на этот театр одного из балтийских дредноутов велись уже давно. Воистину: не было бы счастья, да несчастье помогло...

Осенью 1933 года “Парижская коммуна” встала к стенке Севастопольского морского завода для модернизации, затянувшейся на долгие годы (фактически - чуть ли не до самого начала Великой Отечественной). Помимо комплекса работ, аналогичных выполненным на “Марате” и “Октябрине”, на ней произвели и более серьезные усовершенствования. Так, толщину брони средней палубы довели до 75 мм, причем для этой цели использовали плиты, изготовленные еще до революции для линкора “Император Николай I”. У орудий главного калибра наконец-то увеличили угол возвышения стволов — аж до 40 градусов; за счет некоторых усовершенствований немного повысилась и скорострельность (до 2 — 2,2 выстр. в мин). Дальность стрельбы 471-кг снарядом теперь составила 156 кабельтовых (29 км), в то время как у балтийских линкоров она равнялась 127 кабельтовым (23,5 км). А облегченным 314-кг снарядом образца 1928 года “Парижанка” могла стрелять на 240 кабельтовых (44,5 км) — этот рекорд в нашем флоте так и остался непобитым.

Усилили и зенитную артиллерию. Первоначально предполагалось на крышах башен вместо 76-мм пушек Лендера установить 100-мм зенитки. Но позже приняли другое решение: новые 76-мм пушки 34-К разместили на верхних ярусах носовой и кормовой надстроек. Разумеется, еще более развитые, чем на балтийцах, надстройки не только увеличили перегрузку, но и ухудшили остойчивость линкора. Но при этом не допускалось мысли, чтобы демонтировать, например, ненужные 120-мм пушки вместе с броней казематов. Предложение снять с боевого корабля пушку в те годы с легкостью могло быть оценено как вредительство...

В начале 1938 года “Парижская коммуна” вступила в строй, но через полтора года вновь была введена в док для завершения модернизации. Впервые при этом были смонтированы були (тогда их называли “блистеры”). Они выполняли сразу две задачи: обеспечивали противоминную защиту в подводной части корпуса и одновременно повышали остойчивость корабля. Внутри були разделялись на отсеки и заполнялись запаянными отрезками труб — по примеру английских линкоров типа “Ривендж”. Ширина корпуса при этом увеличилась до 32,5 м, а полное водоизмещение перевалило за 30 тыс. т. Скорость, соответственно, немного уменьшилась — до 21,5 узла.

На этом, собственно, модернизация русских дредноутов завершилась. В дальнейшем работы по их усовершенствованию свелись лишь к установке дополнительных зениток и различных приборов. “Марат”, например, перед самым началом войны вместо пушек Лендера получил 6 современных 76-мм зенитных орудий 34-К и две новейшие 76-мм спаренные установки 81-К, а также шесть 37-мм автоматов и 26 стволов 12,7-мм пулеметов. Чтобы освободить место под погреба боезапаса пушек 81-К, установленных на кормовых срезах, наконец-то сняли два 120-мм орудия из казематов. Кроме того, в 1938 году “Марат” был оборудован размагничивающим устройством — он стал первым в мире боевым кораблем с противомагнитной защитой.

Самым серьезным испытанием для Советского ВМФ стала Великая Отечественная война. Но крупнейшим кораблям флота — линкорам — так и не довелось принять участие в морском бою с кораблями противника. Целями для их артиллерии стали вражеские сухопутные войска и авиация. На этом поприще эффективность старых дредноутов оказалась более чем скромной.

Самая трагичная судьба выпала “Марату”. 23 сентября 1941 года в 10 ч 49 мин 46 фашистских “юнкерсов” с двух направлений атаковали линкор, стоявший на якоре в Кронштадтской гавани. Две бомбы попали в носовую часть корабля, пробили тонкие броневые палубы и взорвались глубоко внутри корпуса. Раздался оглушительный грохот — это сдетонировал боезапас носовой башни, и вся носовая часть “Марата” вместе с дымовой трубой и многоярусной надстройкой оторвалась и рухнула в воду. Сила взрыва была такова, что бронированный 8-метровый дальномер первой башни перелетел через грот-мачту и упал на крышу четвертой башни. Оставшаяся часть корпуса села на грунт. 326 человек экипажа, включая и командира, погибли.

Позже “Марат” (вернее, то, что от него осталось) был поднят и введен в строй в качестве несамоходной плавучей батареи, что позволило отечественной исторической литературе долгое время не признавать факт его гибели.

См. схему повреждений линкора "Марат".

“Октябрьской революции” повезло больше. В тот же день 23 сентября она 4 раза подвергалась налетам авиации. Пользуясь дымкой на высоте 4 тыс. м, “юнкерсы” появлялись внезапно и пикировали сразу со всех направлений, из-за чего зенитный огонь был малоэффективен. Одна 250-кг бомба попала в крышу 3-й башни, но, к счастью, корабль отделался “легким испугом”. Зато 4 дня спустя “Октябрину” атаковали сразу 48 пикировщиков. 500-кг бомба угодила в палубу рядом со второй башней и произвела сильные разрушения. 152-мм броня барбета башни была вогнута внутрь; ее обломки вместе с раскаленными осколками влетели в подбашенное отделение. Кораблю опять повезло, хотя вероятность взрыва артиллерийского погреба была достаточно велика. Всего за сентябрь зенитчики линкора сбили 11 вражеских самолетов — для нашего флота это результат просто великолепный. Тем более что зенитное вооружение “Октябрьской революции” было всерьез усилено только зимой 1941/42 года, когда на корабль установили спаренную 76-мм установку 81-К, 10 37-мм автоматов 70-К, опытный четырехствольный 37-мм автомат 46-К и два счетверенных 12,7-мм пулемета “виккерс”. Кстати, на корабле к тому времени оставалась лишь половина 120-мм орудий, так как 8 из них в сентябре были сняты и вместе с расчетами отправлены на сухопутный фронт.

“Парижская коммуна” участвовала в обороне Севастополя, поддерживала огнем тактический десант в Судаке, обстреливала немецкие позиции под Феодосией. 31 мая 1943 года кораблю было возвращено его первоначальное имя — “Севастополь”. К концу войны зенитное вооружение линкора включало в себя 6 76-мм пушек, 16 37-мм автоматов 70-К и 14 12,7-мм пулеметов - 12 ДШК и два “виккерса”. Водоизмещение достигло величины 30 395 т, экипаж по штату составил 1546 человек.

После войны оба последних русских дредноута прослужили еще более десяти лет. Только в феврале 1956 года учебные корабли “Севастополь” и “Октябрьская революция” были исключены из списков флота и вскоре разобраны на металл.

(Статья С. Балакина из журнала “Моделист-Конструктор”)

См. также Русские линкоры.

Фотографии и рисунки этих кораблей